Путешествия и опыт Хуана Мари-Хуано дона Канабиса Альсативы.

2. Магическая росянка острова Кумо.

Второй занятный способ обмана человеческого разума мне удалось найти для своей коллекции всего 75 милях восточнее от того места, о котором шла речь в предыдущем рассказе. Несмотря на сравнительную близость этих мест, условия климата в них изрядно рознились. Остров Кумо-Мун, куда я прибыл со своей экспедицией, достаточно крупный, чтобы разместить на себе десяток деревень имел репутацию нездорового места. Почти всю его поверхность покрывали тропические болота, изобиловавшие всяческой нечистью. Местные жители ставили свои дома на сваи и крайне неохотно спускались на землю – в основном чтобы пополнить продовольственные запасы при помощи примитивной охоты и собирательства. Воздух острова был очень сырой. Духота и жара затрудняли дыхание и были настолько густы, что даже океанскому ветру не хватало сил их развеять.
Верования туземцев представляли собою весьма примитивный вариант культа, часто встречающегося у диких народов. Племя возглавлял колдун, получивший власть по наследству. Следуя какому-то своему сезонному распорядку, колдун время от времени объявлял о проведении определённых массовых ритуалов, заключавшихся в своеобразных танцах под глухие удары кожаных бубнов, разукрашивании и прокалывании в некоторых неопасных для здоровья местах тел и чтении заклинаний. Таким образом колдун общался с местными духами и узнавал что следует делать его племени.
Всякое такое действо кончалось роскошным, по меркам туземцев угощением.
На одном из подобных празднеств довелось побывать и мне.
Я и ранее слышал от знакомых моряков об обычаях этого острова, однако, очевидно, торжества справляемые туземцами на этот раз ещё ни разу не посещались европейцами.
Возможно причина особого доверия, которое мне оказал верховный колдун племени, крылась в том, что ранее на остров высаживались в основном голландцы или англичане, столь разительно отличающиеся от жителей южных широт своею бледной кожей и светлыми волосами. А я, чьё и от природы смуглое лицо ещё обветрилось и загорело во время странствий по южным морям, имел к тому же чёрные как смоль и вьющиеся мелкими кольцами волосы. Так что я хотя бы отдалённо напоминал местному колдуну его темнокожих курчавых соплеменников.
Для начала колдун со всей семьёй, исключая грудных младенцев и кормящих их матерей, а также женщин на сносях (здесь необходимо заметить, что вождям этого дикого народа вменялось иметь по несколько жён) погрузились в узкие лодки и отправились на соседний, не населённый людьми остров, носивший название Кумо. Колдун был столь любезен, что взял с собой в это плавание и меня, и моего проводника. Место в одной из лодок нашлось благодаря тому, что две молодые жены колдуна готовились вот-вот произвести на свет его очередных наследников.
Как мне объяснил мой проводник и переводчик, острова Кумо-Мун и Кумо – это два родных брата.
Кумо-Мун – или Большой Кумо – младший – это остров для людей. Кумо, а полностью Кумо-Мо или Малый Кумо – старший брат, и это остров духов. В нём сосредоточена основа жизни. Людям там селиться запрещено, и они прибывают на остров лишь в гости к своим богам только по большим праздникам, чтобы обменяться дарами.
О, если бы я знал, что меня ждёт на этом маленьком болотистом острове, я никогда бы не поступил так опрометчиво. Но в те времена я был совсем ещё молод и со свойственным молодости безрассудством, движимый разгоревшимся любопытством, самолично приложил все усилия, чтобы уговорить колдуна захватить меня на отправление обряда. Неосторожность и поспешность решений – как раз те качества, которые столь часто доводят нас до беды в юности.
Итак, на нескольких пирогах мы прибыли к острову и, пройдя вдоль берега около получасу, нагруженные поклажей, которую составляли, как я понимал дары местному божеству, вышли на достаточно широкую, свободную от растительности площадку.
Посреди площадки возвышалось деревянное изваяние идола, вид которого был ужасен, если не говорить омерзителен. Идол был огромен, его макушку украшали 10 рогов, два выпученных глаза были на своём месте, а третий располагался на кривом уродливом носу. Под носом имелось два отвратительно раскрытых рта с вывернутыми губами. Три руки дополнялись таким же количеством щупалец или змей, обвивавших грудь изваяния. Что и говорить, о свидетельствах мужского достоинства этого божества – они, как это часто бывает в скульптурном творчестве примитивных народов, превосходили все мыслимые пропорции.
Весь обряд, как мне удалось понять, состоял из двух частей.
Перво-наперво дети Великого Нгхкумм-Мо – так туземцы величали своего покровителя – приносили ему дары – различные собранные в лесу плоды и коренья, зёрна дикого риса, куски мяса диких свиней и местных обезьян, добытых охотниками – одним словом всё то, что составляло пищевой рацион племени.
Вторая часть включала в себя получение людьми даров от своего покровителя и прорицание будущего, которое выполнял колдун.
Сколько мне не пытался объяснить мой проводник и толмач, я никак не мог уразуметь, какие именно дары туземцы получают от деревянного изваяния. Единственное, что я понял, все прибывшие на остров должны участвовать в обрядах и это великая честь, доступная немногим.
Отступать было поздно, поэтому я с энергией молодости принялся, глядя на окружавших меня туземцев, выполнять те же действия, что и они.
Туземцы же извлекли на свет свёрток из больших пальмовых листьев, а их свёртка достали несколько кусков весьма изрядно протухшего мяса и разложили их на земле.
Не прошло и минуты, как к отвратительно смердящей тухлятине стали слетаться крупные блестящие мухи всех цветов радуги. Мухи эти напоминали своих европейских навозных сестриц, лишь были ещё раза в два покрупнее наших.
Туземцы быстро и ловко принялись отлавливать насекомых и, обрывая им крылья и лапы, с одобрительными возгласами складывать в кучку.
Проводник перевёл мне смысл их восклицаний следующим образом: "Велика милость нашего Покровителя – на этот раз нас ждут от него хорошие дары!"
Несколько озадаченный таким оборотом дела, я обратился к Пресвятой Деве Марии с мольбой о защите и помощи и, десятикратно повторяя про себя свою молитву, последовал примеру туземцев. Будучи весьма ловким, я, стараясь не дышать, довольно быстро я наловил с десяток мух и уже собирался добавить их к общей кучке, как туземцы остановили меня. Выяснилось, что для обряда годятся не любые насекомые, а только те, брюшко которых переливалось малиновым цветом.
Когда недоразумение было исправлено, мы занимались этой "охотой" ещё какое-то время и приготовили, по моим примеркам не менее сотни жирных малиновых тушек. После этого верховный колдун остановил нас, вся добыча была собрана, и мы направились к ближайшему болотцу. Очень скоро путь нам преградили заросли местной росянки.
Надеюсь читателю знакомо это хищное растение, которое не удовлетворяется для своего пропитания только солнцем водой и почвой, как вся остальная флора. На концах стеблей у него имеются две открывающиеся сворки, напоминающие раковину, снаружи покрытые волосками, а изнутри липким клеем. Растение издаёт отвратительное зловоние (впрочем, говорят есть виды, испускающие приятный аромат) и это привлекает к нему насекомых. Едва насекомое залетает внутрь створок и увязает в клее, как они сходятся, схватывая добычу и вновь расходятся когда уже от неё не остаётся и следа.
Росянок было много и на большом острове, откуда мы прибыли, поэтому я не обратил поначалу на них особого внимания. Единственное, чем отличались здешние – это переливчатый цвет, который изменялся от ярко-красного до тёмно-вишнёвого и даже бордового, и особенно отвратительный смрад, распространявшийся вокруг.
Оказалось, что красные росянки и были целью нашего похода. Выбрав несколько наиболее крупных, колдун стал кидать им в створки по две три мушиные тушки. Когда все створки захлопнулись, вся наша делегация опустилась на землю и принялась терпеливо ждать. Внутри росянок, как я заметил, происходили какие-то бурные реакции. Волоски, покрывающие створки снаружи, приподнимались, по поверхности створок шли бугры, а стебли и листья растений подрагивали.
По прошествии получаса, когда волнение росянок стихло, все дружно поднялись и принялись обрывать закрытые коробочки растений.
С этою добычей мы и вернулись к идолу. Прядя на берег, о, лучше бы я остался на другом острове, все кроме колдуна упали на колени перед деревянным изваянием. Мне тоже пришлось сделать это, да простит меня Дева Мария, ибо от исполнения обрядов никому из прибывших на остров невозможно было отказаться – порукой тому были рослые и вооружённые старшие сыновья колдуна.
А потом началось то, что заставило меня содрогнуться. Колдун, бормоча что-то на своём наречии, стал по очереди подходить к каждому и класть ему в рот оторванные коробочки росянки с полупереваренными мухами внутри! Ужас охватил меня. Самым отвратительным во всём этом жутком действе было то, что он до крайности напоминал причастие! Да избавят меня от страшных мук Святая Троица и Николай Чудотворец за такое невольное сравнение!
Дикари радостно улыбались своему жрецу, и в их глазах читалась совершеннейшая признательность и преданность. Мой проводник, стоявший возле меня перевёл мне смысл бормотания колдуна.
"Благодарим тебя, о Великий наш покровитель Нгхкумм-Мо, за прекрасное угощение!!!"
От всех увиденных процедур я почувствовал острый приступ тошноты подступившей прямо к горлу и резь в кишечнике. Только страх, сковавший меня и внушивший осторожность, уберёг меня от рвоты и других неприятных последствий.
Между тем колдун приблизился ко мне. Я, зажмурившись, разлепил бледные губы и отвратительное растение коснулось моего языка. В тайне я ещё надеялся, что мне удастся обмануть бдительность колдуна и незаметно выплюнуть эту гадость. Но тщетно. Когда я приоткрыл глаза, колдун, улыбаясь, всё ещё стоял возле меня, и его взгляд и лёгкий кивок явственно говорили, что мне необходимо разжевать и проглотить "подарок идола ". Так я с содроганием и сделал. Хорошо ещё, мне в голову пришла спасительная мысль о том, что в ветхозаветные времена люди использовали в пищу саранчу. С этой мыслью и с молитвой истинному Господу нашему я медленно на глазах у колдуна разжевал и проглотил коробочку с мухами. Вкуса, кроме лёгкого жжения, наподобие чесночного, я почти не почувствовал, и, закончив отвратительную процедуру, приготовился наблюдать, что будет дальше.
Колдун тем временем обошёл со своим дьявольским причастием всех присутствующих, не забыв угоститься и сам, затем также упал на колени между нами и идолом, воздел руки и что-то прокричал зычным голосом.
К моему удивлению, как мне показалось, я понял смысл его слов. Он говорил нечто вроде этого:
"О Великий и Могущественный Покровитель и создатель Центра вселенной и обители людей! Подскажи своим тщедушным чадам, как нам жить, питаться и растить потомство".
Когда последние слова колдуна стихли, и прошло раскатистое эхо, которое сопровождало их, произошло нечто совсем жуткое. Деревянный идол Нгхкумм-Мо ожил! Изо всех его трёх выпученных красных глаз повалил фиолетовый дым, и два луча яркого света ударили из огромных отвратительных ушей. Все десять рогов на голове заблистали как радуга, щупальца – змеи зашевелились.
"Как смеете вы, жалкие черви, поднимать на меня свои лица, когда я говорю с вами" – два жутких загробный голоса прогрохотали одновременно из обоих ртов чудовища.
Тут же все дикари уткнули головы в песок. Я последовал их примеру, надеясь таким образом хотя бы избавить себя от страшного зрелища. Однако, хотя глаза мои уставились в песок, Нгхкумм-Мо всё равно остался перед ними. Как это происходило – я не знаю, очевидно лишь, что я продолжал наблюдать ожившего идола во всех деталях, хотя и переменил положение головы.
А изваяние продолжило речь.
"Среди вас чужой, который не должен был ступать на священную землю. Пусть море скроет его".
Не знаю, как произошло дальнейшее, но я, ясно понимая, что страшное изваяние имеет в виду меня, как был на коленях и с опущенной головой попятился по берегу прямиком к морю, вполз в воду и, цепляясь за какие-то камни или коралловые наросты, целиком с головой погрузился в воду.
Ни голос, ни образ Нгхкумм-Мо не покинули меня. Я услышал его зловещий хохот, доносящийся из верхнего рта.
Нижний рот тем временем продолжил:
"Нет! Этого мало Великому создателю Центра вселенной. Я желаю, чтобы мясо иноверца, послужило приманкой на следующем празднике!"
Смысл этих слов дошёл до меня не сразу. Лишь когда я увидел, что десяток самых рослых туземцев поднялись с колен и направились в мою сторону, только тогда я догадался, какую судьбу мне уготовил страшный идол.
Огромным усилием воли я одолел оцепенение, развернулся, как был под водой, с силою оттолкнулся ногами и поплыл, стараясь никак не обнаружить себя, в направлении оставленных в стороне лодок. Как же я благодарил в тот момент всех святых, что даровали мне умение хорошо нырять и подолгу держаться под водою. Мне удалось проплыть шагов сорок, прежде чем я принуждён был поднять на поверхность голову для дыхания. Обнаружив себя, я тут же выскочил на берег и бросился к лодкам.
У меня за спиной грохотал двойной голос Нгхкумм-Мо, призывавший туземцев остановить меня. Справа и слева просвистели две стрелы. Но очевидно Господь не оставил меня, простив моей молодости все совершённые прегрешения.
Мне удалось добраться до лодок. Я прыгнул в меньшую из них и проворно отчалил от берега. Туземцы, которых не подстёгивала так как меня жажда остаться в живых, заметно уступили мне в скорости и проворстве. Поэтому мне благополучно удалось добраться до соседнего острова Кумо-Мун. Там я, ничего не объясняя своим товарищам, поторопил их со сборами и отплытием, и нам удалось ступить на борт нашего корабля до того времени, как туземцы собрали достаточно сил для погони. Взойдя на борт, я приказал для острастки дать два залпа в направлении острова, после чего волнение на нём стихло, и мы благополучно отбыли в нужном нам направлении.
Мои товарищи сочли открывшуюся у меня страшную рвоту за внезапный приступ морской болезни, и мне не потребовалось давать подробных разъяснений. Я ограничился тем, что туземцы, очевидно, заманили меня на свой обряд с целью принести в жертву и внезапно напали на меня.
А самому себе я дал строгое обещание десять или даже сто раз хорошенько подумать, прежде чем пускаться в подобные тошнотворные авантюры